Тюрьмы.Транзит.

серия Русские сидят: тюрьмы Америки 

9 лет, 7 месяцев и 6 дней со дня ареста
тюрьма MDC Brooklyn, Нью-Йорк 

автор: Роман Вега 

Фото: Pikabu

        
          "С видом на море

          Оно -

          В нашей камере

          Окно."

                         - Михаил Векслер

          
     В Соединенных Штатах на сегодня 4575 тюрем.

     С последнего моего ареста в феврале 2003-го года на Кипре эта тюрьма, где меня держат – то ли десятая, то ли одиннадцатая. 

     Западное крыло тюрьмы MDC Brooklyn – пока что лучшая из встречавшихся мне штатовских следственно-пересыльных тюрем – и по режиму, и по условиям содержания, и по контингенту.

     Как вспоминает Лев Разгон в книге "Непридуманное", сидевший с ним итальянский анархист Антонио, побывавший в тюрьмах множества стран, "говорил, что для арестанта имеет значение не тюрьма, а тюремщик. Лучше очень плохая тюрьма с хорошим тюремщиком, чем очень хорошая тюрьма с плохим тюремщиком". Это абсолютно точно. Я бы еще добавил, что безусловно так же важно, какой именно контингент в тюрьме.

Изображение заключенного на стене норвежской тюрьмы 
в Хальдене художником Dolt-oм

     За последние же двадцать лет таскали меня по миру по разным тюрьмам. Есть тюрьмы очень плохие, есть просто плохие, есть тюрьмы терпимые, а есть хорошие.
     По рассказам, самые лучшие тюрьмы, просто курорты – в Норвегии. Сам я там не сидел, но в Никосийской Центральной Тюрьме на Кипре пересекался с парнем, которому выпало отдыхать в норвежской тюрьме. 

     А недавно журнал TIME расстроил статьей "Норвегия построила самую гуманную в мире тюрьму". Норвежская тюрьма – это как очень хороший номенклатурный санаторий советских времен где-то на Рижском взморье. Там… эх… нет, не буду, чтоб не расстраиваться, да и трудно поверить в этот рай.

     Самые плохие тюрьмы (тут я должен уточнить, что рассуждаю о тюрьмах за пределами стран бывшего Союза и о нашем времени, а не о сталинских временах), реально плохие, на пределе выживания, по разным причинам – в Бразилии и в Египте. Египетскую тюрьму повидал сам и, уж извините, неохота вспоминать, а вот о бразильских тюрьмах рассказывали.

Никосийская Центральная тюрьма. Фото: Cyprus Mail

     Несколько получше тюрьмы Сальвадора, Эквадора, Зимбабве и Таиланда, но тоже очень жесткие. 

     Паренек-американец, в 2005-м попавший ко мне в камеру в Калифорнии прямиком из сальвадорской тюрьмы, падал там раз двадцать за полгода в голодный обморок и был при смерти, когда его привезли к нам, и это при том, что он совсем не бедный – владелец судоходной компании. Значит не помогли и деньги, которые бы 100% помогли, скажем, в тюрьмах Зимбабве или Мексики. То, что его экстрадировали в Штаты через полгода сальвадорской тюрьмы – он считал за счастье, невзирая на то, что в Штатах грозило ему 15 лет, которые он и получил. Сидит. Но живой.

Фото: Hiveminer

     Если условно присвоить Бразилии и Египту категорию минус десять, а Норвегии плюс десять, то Таиланд будет где-то на минус пяти. Знаю нескольких, побывавших в тайской тюрьме, и рассказы их похожи как близнецы. 

     Warren Fellows в книге "Damage Done" замечательно описал все там происходящее. С Warren-ом там несколько лет сидел мой друг Brad, получивший вначале смертную казнь, смененную на пожизненное, которое потом, милостью короля Таиланда, заменили на 25 лет. Brad провел в тайской тюрьме 6 лет перед тем, как удалось перевестись, как американцу, досиживать в Штаты. За эти 6 лет тайской тюрьмы он постарел лет на тридцать. Нехорошие тюрьмы в Таиланде.

Арест Максима Высочанского
 в Таиланде

     Наши тоже там нередкие гости: из относительно недавних – Максим Высочанский (известный в определенных кругах как Blade) и Виктор Бут прошли через тайскую тюрьму, и воспоминания у них не самые радужные. Как известно, оба были арестованы по постанове Штатов. 

     Так что слоны слонами и дешевый Таиланд – Таиландом, а нужно прикидывать куда можно лететь, а куда – ну его нафиг, а то потом оказывается, что поздно пить "Боржоми". 

     И хорошо, если кто сможет отделаться легким испугом, так дешево, как вышеупомянутый Максим – всего несколькими годами в крытке тоже не сладкой калифорнийской county jail, а вот Виктору повезло меньше – дали 25 лет. 

     Хотя никогда не знаешь, что у судьбы для тебя припасено за углом, и, как бы ни казалась ситуация безвыходной, все может измениться в любую минуту.

    Бывает и наоборот: в 2003-м киприот Джордж досиживал свой смешной двухлетний срок в кипрской тюрьме, ну а так как они там все родственники на острове, то договорился с хозяином тюрьмы, чтобы его выпустили на две недели раньше. Выпустили. Устроил он нашему блоку прощальный ужин, был очень доволен и горд. Утром проводили до ворот. Через день же мы прочли в газете, что нет больше Джорджа: ехал на машине, не вписался в поворот и улетел в зеленое Средиземное море с 80-метровой высоты.

Сергей Алейников и адвокат Кевин Марино 
у здания суда в Манхэттене после 
освобождения под залог. Фото: NY Times

     Или как с Сережей Алейниковым, которого взяли без ордера на арест, чисто по свистку Goldman Sachs знакомому в ФБР (этакая получастная лавочка), придумали обвинений пострашнее, ничего общего с реальностью не имеющих. Навалили 8 лет, но не сложилось: просидев два года, выиграл Сережа аппеляцию, и суд высшей инстанции постановил отменить приговор, полностью оправдать и выпустить на волю. 

     Но не тут-то было. Система, частью которой является и Goldman Sachs, мстительна, охамевшая от безнаказанности и вседозволенности, абсолютно бесчестна, нахраписта и неохотно отпускает свои жертвы. Через полгода свободы, опять по свистку Goldman Sachs уже другой суд выдал ордер на арест по совершенно тем же выдуманным обвинениям, Сережу опять арестовали, и драка продолжается.

     Но вернусь к тюрьмам. По придуманной выше градации штатовские тюрьмы можно расположить, в зависимости от режима, контингента и условий каждой отдельной тюрьмы в промежутке от минус трех до, наверное, плюс семи: от тюрем Super Max и отдельных county jails до лагеря (того, что называют здесь camp). 

     Федеральные тюрьмы Штатов по режиму и условиям подразделяются на Minimum Security (60 заведений по стране, не считая нескольких женских), Low Security (25), Medium Security (40), High Security (20). От camp (лагерей), в которых даже нету забора, до того ручное население (но если ты перейдешь черту и тебя хватятся – считается за побег, и это семерка лет сверху) до подземных Super Max тюрем. 

     Хотя в любой здешней тюрьме и на любой зоне есть SHU (Special Housing Units) – штрафные изоляторы, и если ты в него загремел, то жизнь твоя тогда мало чем отличается от той, что в Super Max тюрьмах. Очень многих держат в изоляторах годами и десятилетиями, причем совсем не Чикатил. Чикатилы как раз часто свободно себе сидят вместе со всеми, чему я сперва удивлялся. 

Фото: UkrDay

     Кроме федеральных тюрем есть state prisons (тюрьмы каждого штата), есть county jails (как бы районные тюрьмы), есть иммиграционные тюрьмы, есть военные тюрьмы, есть частные (private) тюрьмы. 

     В переводе на русский и prison, и jail – это тюрьма. Но на самом деле в Штатах это разные вещи. Если грубо, то можно сказать так: jail – это тюрьма в нашем понимании, где тянут срок или ждут пересылки, или под следствием, сидя по камерам; а вот prison - это скорее зона: заведение, где тянут срок, с возможностью выхода на свежий воздух, под небо, с промкой, с работой. 

     Хотя есть и исключения: Super Max тюрьмы считаются prisons, хотя все там сидят по камерам. А вот county jails – они вроде как jails, но в них тоже тянут срока как в prisons, хотя полно и подследственных, даже из федеральной системы. 

     Люди кочуют из одних тюрем в другие, и часто на пересылках встречаешь тех, с которыми сидел или пересекся на этапе, или в ConAir, или в судебной клетке много лет тому на другом конце страны. Сама эта многогранная тюремная система США, с ее двумя с половиной миллионами з/к – как бы отдельная страна внутри страны, со своими законами и писанными и неписанными правилами.

     Следственно-пересыльную тюрьму MDC Brooklyn нельзя оценить однозначно. Всего здесь около двух с половиной тысяч з/к, в двух отдельных корпусах – старом восточном и новом западном. В старом корпусе выдалось куковать с 2007-го, но каким-то чудом, прямо с последнего карцера в феврале этого года перебросили в новый корпус. Чего добиться не удавалось годами.

Восточный корпус тюрьмы MDC Brooklyn.

     Старый корпус – это… даже не знаю, как назвать… ну пусть будет – бараки на 120 человек каждый, с двухэтажными шконками и низкими потолками. Помещение явно не предназначего для того, чтоб в нем жили люди, тем более не недельку-другую, а годами. 

     Раньше это здание служило почтовым складом-сортировкой, а до этого – складом для находящейся недалеко военно-морской судоверфи Brooklyn Navy Yard. Потом, когда тюремный бизнес в этой стране пошел вверх, Федеральное Бюро Тюрем забрало здание на свой баланс, кое-как его переделало и набило зеками.

     По следственно-пересыльным тюрьмам Нью-Йорка (MCC Manhattan и MDC Brooklyn) клубится самый разномастный народ со всего мира: в старом корпусе к нам заносило президентов банков и известных корпораций, бывших сенаторов, известных голливудских актеров, олимпийских чемпионов, известных криминальных адвокатов, глав серьезных нью-йоркских итальянских мафиозных семей, колумбийских наркобаронов, бывших премьер-министров, ООН-овцев, якобы террористов – кого только не побывало за годы. 

     Что интересно – чем выше человек стоял на воле, тем больше он плачется, будучи не в состоянии держать удар вне своего привычного поля деятельности и окружения, и тем быстрее он сдувается. Не могут они без подпорок, к которым привыкли снаружи: серьезные деньги, власть, лимузин, охрана, подай-принеси. Без этих внешних подпорок они (особенно это относится к американцам) становятся теми, кем они есть на самом деле – никем и ничем. Хотя бывают приятные исключения.

Фото: Rico Torres

     Замечательно сказал о пересылках Александр Солженицын во второй части "Архипелага": "Еще пересылка дает арестанту – обзор, широту зрения. Как говорится, хоть есть нечего, да жить весело. В здешнем неугомонном движении, в смене десятков и сотен лиц, в откровенности рассказов и разговоров (в лагере так не говорят, там повсюду боятся наступить на щупальце опера) – ты просвежаешься, просквожаешься, яснеешь и лучше начинаешь понимать, что происходит с тобой, с народом, даже с миром. Один какой-нибудь чудак в камере такое тебе откроет, чего б никогда не прочел."

     Собственно, именно поэтому здешняя судебно-посадочная система держит в одиночках, в ШИЗО только что экстрадированных из других стран "тяжеловесов" с громкими или перспективными с прокурорской точки зрения делами, как только возможно ограничивая любые контакты, под предлогом их же безопасности. Или же засовывают в county jails, без возможности звонков за речку и с окружением, в котором нет з/к из федеральных тюрем, которые могут, не дай Бог, и посоветовать, и объяснить жертве, что же происходит на самом деле. 

     Бывает, что по ходу заодно "случайно" меняют имя – как было со мной, чтоб уж совсем никто никак не мог найти. 

     Неопытный человек, засунутый под такой информационный колпак в чужой стране, оказавшись в незнакомой ему среде, вынужденный противостоять незнакомой и напрочь лживой и лицемерной системе, теряется, – что этому посадочному конвейеру и нужно. Тут-то его и начинают прессовать агенты, прокуратура, но больше всех – адвокаты. 

     В этой стране основное занятие адвокатов – не защищать клиента, а добиться, чтобы клиент подписал то, что хочет прокуратура. 

     Так что попасть сразу же после ареста в федеральную пересыльно-следственную тюрьму, в общую хату, а не в одиночку или county jail – это большая удача. Но обычно система таких просчетов не делает. Все у них отлажено.

Рафаэло Фольери с подругой Энн Хэтэуэй.
Фото: Telegraph.co.uk

     Года четыре тому назад занесло к нам гламурного Рафаэло Фольери (Raffaello Follieri), сменившего снимаемый им за тридцать с чем-то тысяч долларов в месяц пентхаус на шконку над живописным растатуированным сальвадорцем из банды MS-13, взятым за десяток заказных. Вот уж Рафаэло изрыдался, плача в любые свободные уши как ему тут плохо и что здесь ему не место. А нам, значит, место? 

     Послушали-послушали, а потом надоел. Объяснили ему, что хватит, чтоб не стонал тут со своими смешными грозящими четырьмя годами за аферу с ватиканскими деньгами. Здесь ему не дома и не у подруги Энн Хэтэуэй (Anne Hathaway). Но оказалось, что и от него польза: адвокат пошумел и David Caruso из Associated Press тиснул статью про MDC Brooklyn. Нам от этого лучше не стало, но хоть ещё кусочек правды о происходящем внутри системы просочился наружу.

     На днях подослали распечатки поста "Martin Armstrong forced to move to a high security prison to silence him?" о недавнем пребывании тут у нас известного экономиста Мартина Армстронга - еще кусочек правды, которая никому не интересна.

Фото: Fishki

     В новом корпусе хоть бывает тишина по нескольку часов в сутки, когда всех на ночь закрывают по камерам, в старом же – круглосуточный бедлам: ор, визг, вопли, песни, крики, разборки, местные американские черные орут рэп, те, что с Ямайки – регги, арабы попеременно с доминиканцами неистово и громогласно молятся по нескольку раз в день в молельной комнате, у которой нет двери, телевизор орет, здесь же душевые, туалеты, умывальники, шконки, столы. На всех не хватает ни столов, ни стульев, расчитано все на вполовину меньше народа, но шконок пока хватает, хотя вот в Аризоне пытаются уже селить по двое зеков на одну шконку. Кто качается, кто стряпает что-то из еды, кто стирает, кто пытается читать, пару столов обязательно лупит в домино, причем со всей дури, за парой – режутся в карты и шумно спорят.

     Весь этот бесконечный круглосуточный интернациональный карнавал, в котором ты сам – самый что ни на есть непосредственный участник (хотя присутствует некое раздвоение: вроде ты и на сцене, и в то же время как бы наблюдаешь за происходящем со стороны, с партера), кажется какой-то странной смесью из чего-то, что ты уже видел, слышал, о чем читал, но не мог представить, что подобное существует на самом деле: этакий фантастический коктейль из "Полета над гнездом кукушки", "Безумного Макса", "Зеленой мили", разбавленный "Человек ли это?" Примо Леви, "Моби Диком" Германа Мервилла и увенчанный коктейльной маслиной – написанным в 1962-м семистишьем "В бараке" из "Якутских семистиший" Глеба Горбовского:

Ведро вина. Бок о бок кружки.
Дружки гуляют и подружки.
В углу кого-то вяло режут,
окольцевал иных картеж.
Сверкают зубы, блещет нож!
... И все загадочней и реже
смеется наша молодежь.

Фото: presstv.com

     Особенно любят поспорить друг с другом раста-ямайцы, причем до драки, и о совершенно неожиданных вещах. На днях пришла ко мне делегация рассудить их: помидор – это ягода или фрукт, а в Калифорнии, помню, местные снежки из оклэндских банд устроили между собой консилиум, закончившийся-таки дракой: сколько у курицы ног – две или четыре, или есть и такие, и такие. Жертвы американского "образования" и еды из супермаркетов. 

     По курице местные снежки вообще с ума сходят: пару лет тому объявили по громкой связи, что одного местного гарлемского с вещами на выход – срок вышел. Так он попросился, чтобы ему разрешили после раздачи ужина выйти, а не сразу – куриные ноги давали на ужин. 

     Ямайцы и прочие разномастные ребята с различных карибских островов (кроме пуэрто-риканцев, ямайцев и кубинцев, остальных в тюрьме скопом называют "островитяне") – гораздо повменяемей, и у них есть душа. По федеральным тюрьмам восточного побережья США островитян и ямайцев с кубинцами обычно по 5-10 на любой барак. Равномерно распределяет тюрьма народ по этажам и баракам, чтобы не оказалось слишком много одной национальности или расы, ну и тем более одной банды. А то бывают серьезные заварушки. 

     Пришлось как-то сидеть несколько месяцев в бараке, где было процентов 80 доминиканцев, не дай Господь повторения этого. А мой знакомый 64-летний Майкл Эдисон, боевой летчик, герой (с их, американской стороны) вьетнамской войны, праправнук того самого Томаса Эдисона, который выдурил у Николы Тесла кучу изобретений, попал как-то в одну хату со стаей из тридцати местных американских снежков из банд калифорнийского Оклэнда. Жив-то остался, но жить в этом зверинце, будучи 24 часа на стреме, изо дня в день, в постоянном конфликте – это не сахар.

     Кто там против апартеида? А ну-ка, на излечение – в такую хату. Или всего на денек в одну камеру в ШИЗО с одним таким из банды Crips. Получит море удовольствия, и сознание прочистится. Станет ярым сторонником апартеида, да и на другие темы станет рассуждать более осмотрительно. Даже, может быть, начнет думать перед тем как открыть рот и ляпнуть или поклацать на клаве то, в чем не уверен на все сто. Поумнеет. Как удачно выразился Александр Солженицын, "предметы и действия решительно меняют свой вид в зависимости от стороны наблюдения".

Santa Rita county jail. Фото: Chris Saulit

     Бывает, что некоторые наши убеждения и самые уверенные суждения – от элементарного невежества и незнания. Убеждения и точки зрения эти частенько оказываются песчаными замками: волна личного опыта и знаний, опробованных на своей шкуре, а не полученных с третьих, таких же некомпетентных рук, смывает эти замки в момент, обнажая истину даже для самых оголтелых "неистовых Виссарионов". 

     Кажется, Спиноза писал, что многое невозможно понять исключительно разумом, не пройдя непосредственно через опыт. Хотя, как обычно, бывают и неизлечимые случаи, как здорово описано Владимиром Войновичем в "Монументальной пропаганде".

     Я же вернусь к калифорнийской истории Майкла Эдисона. Его жену, бывшую Мисс Америка, по наивности прилетевшую проведать мужа в Калифорнию из Цюриха, конечно же схватили сразу, в аэропорту, засунули в серьезную Santa Rita county jail и держали, пока Майкл не подписал всего, что от него хотели и чему он сопротивлялся. 

     Когда я был в этой Santa Rita county jail в 2004-м, люди там конкретно голодали, ожидая поездки в суд как манны небесной, потому что в судебной клетке давали по бутерброду из двух кусков хлеба и тонкого ломтика ужаса, перед которым наша советская докторская – деликатес, достойный ресторана Юлии Высоцкой. Жену Майкла, по-моему, все же не отпустили, осталась тоже сидеть – федеральным агентам и прокуратуре в этой стране нельзя верить ни на йоту.

Фото: ВО

     В старом корпусе MDC кто ходит от стены к стене, кто пытается разговаривать, что не так-то просто – нужно кричать, иначе друг друга просто не слышно. Уровень шума такой, что периодически просто натурально глохнешь. Помещение маленькое, тесное, но резонирует похлеще сиднейской оперы. Особенно от криков доминиканцев, которые не разговаривают, а надсадно орут друг другу в рот, не слушая, так сказать, противника, а кто кого перекричит. 

     В доминиканской стае обычно 20-30 голов на 120-местный барак, и они не орут только тогда, когда спят и едят. 125 децибел – такую силу голоса продемонстрировала на соревнованиях 14-летняя девочка из Шотландии, перекричав взлетающий Boing. Если бы на те соревнования были допущены доминиканцы, то ни девочка, ни Boing не имели бы ни малейших шансев. 

     Лампы дневного света лупят по глазам круглосуточно, воздух с трудом пробивается сквозь десятилетия не чистившиеся полудохлые кондиционеры, тесно, живешь как если в центре зала Курского вокзала в Москве (прежних, советских времен) или симферопольского в разгар летних отпусков поставить шконку и наслаждаться покоем. Годами. 

     Люди сходят с ума, причем классически – до самой глубокой паранои. И выхода нет, как по Сартру. Вернее, есть: большинство подписывает что угодно, что хочется прокуратуре, только бы скорее на зону, на воздух, к солнцу, в тишину, в более человеческие условия. 

     Кто бьется с системой, не сдается, ведет свою игру – тех держат годами. И к правосудию, как оно понимается людьми испокон веку, происходящее в недрах здешней системы не имеет совершенно, абсолютно никакого отношения.

     Прокуратура, ФБР, Secret Service и прочие агенства не скрывают того, что используют следственные (pre-trial) тюрьмы, особенно такие, как старый корпус, в качестве пресс-хаты для тех, кто готовится к процессам или кого прокуратуре и агентам нужно убедить подписать так называемый plea agreement или что угодно.

Фото: UkrDay

     Когда народ впервые попадает в хату старого корпуса, когда новенький из карантина, с узелком постели под мышкой только перешагивает порог, то первая реакция – обалдение, ошеломление. Стена шума бьет с размаху по нему как веслом – по всем чувствам и по сознанию. 

     Потом оклемываются, осматриваются и ходят в обалдении, даже те, кто отсидел по 10-20 лет по зонам, с мыслью: такого не может быть. Так же было и со мной в 2007-м, когда самолетным ConAir этапом через Феникс, Оклахому, Орландо, Майами и Атланту привезли из Калифорнии, где держали по разным тюрьмам вокруг Сан-Франциско с 2004-го. 

     Помню, что смотрел и не верил: чтоб такое было в Нью-Йорке, в цивилизованной, до некоторой степени, стране, которая, к тому же, громче всех кричит на каждом углу о защите прав человека и о своей приверженности заветам Ильича (sorry, оговорился – у них тут заветы "отцов-основателей Соединенных Штатов" вместо Ильича).

     Один скандал вокруг смерти Магнитского чего стоит. После того как здешний конгресс стал мусолить вопрос о "списке Магнитскогo", прочел я его тюремные дневники. И не понял – из-за чего шумят Штаты? Здесь-то похуже, у них самих. Дал прочесть ребятам – лишь поудивлялись, как быстро в российских тюрьмах реагируют на жалобы з/к, даже доктор приходит. Звучит как чистая фантастика для нас, ждущих ответов на заявления (их просто выбрасывают) от здешних докторов месяцами и годами. Некоторые так и помирают, не дождавшись. Пересылка, что поделать. На зонах получше.

    Очень тянет сделать сравнительный анализ тех и этих условий. И ведь все, абсолютно все, будет не в пользу Штатов, причем во многих случаях с огромным отрывом. Но это позже, а пока у меня другие заботы, да и нужно сперва дописать ответ на два письма, полученные от Обамы, и на одно – от его жены.
 
     Вынужден прерваться. Вернулся с поездки в суд В., проходящий по делу местной "армянской мафии" и что-то вид у него нерадостный. Возили-то срок наваливать.

___

Все статьи серии "Русские сидят" >>