автор: Роман Носиков
Наша миссия — починить мир. О поколении 1970-х сегодня
Позвольте мне сегодня не об Украине.
Позвольте о такой интересной и важной вещи, как нравственный выбор. Причём не в теоретическом аспекте, а в самом что ни на есть практическом. Речь о нравственном выборе россиянина. И не просто россиянина, а российского гражданина нашего поколения (я про тех, кому сейчас 35–40).
В качестве иллюстрации мне нужно будет вернуться к произведению советских писателей-фантастов Стругацких, о котором мы уже не раз тут друг с другом говорили и спорили. К «Трудно быть Богом».
Я хочу обратить ваше внимание на интересный момент.
Разные поколения нашей страны читают эту книгу совершенно по-разному. Самое младшее поколение — тех, кто родился уже в постсоветской России или же просто не помнит СССР, и поколение старшее, расцвет творческих сил которого произошёл ещё в СССР, читают книгу Стругацких как антиутопию или как поучительную сказку.
Совершенно другая ситуация у нас — у тех, кто успел получить воспитание в СССР, а вести взрослую производственную деятельность начал уже в «свободной» России.
Для нас «Трудно быть Богом» — не утопия и не сказка, а реальность, данная в ощущениях. Для нас «Трудно быть Богом» — постоянный и оттого зачастую неосознаваемый привкус ежедневно принимаемых этических решений.
У нас с героем книжки (засланным с Земли в средневековье разведчиком Руматой) много общего.
Мы родились в другом государстве. С другой системой образования. С другой наукой. С другой общественной моралью. С другими производственными отношениями. Мы воспитаны в условиях социализма.
Не стоит идеализировать систему, которая нас породила. Это чревато серьёзнейшими, а возможно, даже фатальными для нас заблуждениями. Однако невозможно и не ценить и не быть благодарным судьбе и Богу за этот невозможный, я подчёркиваю: НЕВОЗМОЖНЫЙ в современном мире опыт.
После краха социалистической системы и развала государства мы оказались во враждебной нам среде, в обществе, которое было построено на противоположных нашим убеждениям ценностях. Мы в некотором роде переехали в книжный Арканар.
Точнее говоря, Арканар сам пришёл к нам. За нами.
И в этом уже — наше с доном Руматой отличие. Нам, в отличие от книжного героя, — некуда бежать. За нами не прилетит ни звездолёт, ни патрульный дирижабль, ни вертолёт. Никто не отправит нас в уютную психиатрическую клинику с зелёной травкой, если наш разум не выдержит. Нет никакого убежища. Нет пощады. Невозможно подать заявление об отставке.
Ну и по мелочи: нет никаких белковых синтезаторов, бластеров, неуязвимости перед болезнями, иммунитета перед пропагандой, непробиваемой брони и суперприёмов боя.
Единственное, что у нас есть, — это наши убеждения и знания, наше советское детство. Больше нет ничего.
Выбор, стоявший перед нами, был прост и вполне беспощаден — принять новые реалии или уйти в эмиграцию. Внешнюю, внутреннюю, толкинизм и коллекционирование марок — не важно. А приняв реалии — сродниться с ними или же оставить себе себя. Нельзя сдаться немножко и чуть-чуть. Можно только окончательно перейти на другую сторону и раствориться в новом бытии — принять скверну в себя и стать ею искренне и нелицемерно. Возрадоваться своему перерождению и возблагодарить скверну за этот дар.
Мои одноклассники разлетелись от этого социального взрыва не хуже шрапнели. Кого в Германию, кого в Швейцарию, кого в бутылку или шприц, кого в бизнес, кого на помойку, кого в офис, кого в чиновники. Вся страна, все сферы её жизни, словно баллистический пластилин, несут на себе отпечатки моего взорванного поколения.
Морально-этические проблемы, вставшие перед моим поколением, наверное, вообще не имеют прецедентов в истории. Иными словами, мы, наша жизнь, принимаемые нами решения, осуществляемая нами свобода воли — это фантастика. И одновременно это невероятно сжатая, сконцентрированная реальность истории.
Мы — обладатели уникальной сокровищницы опыта как коллективного и национального, так и личного. Даже наши психические травмы и расстройства — уникальны и могут много дать историкам. Когда-нибудь историки — далёкие наши потомки — будут рыться в архивах психдиспансеров и писать диссертации на тему «Психологические проблемы осознания миссии поколения 70-х».
Да, у нас есть миссия. Вы не забыли, что мы — посланники другого времени из другой цивилизации?
Наше поколение — поколение прогрессоров не в чванливо-гайдаровском, не в фэнтезийном, а в самом жестоком, реальном и беспощадном к нам смысле. Только мы храним в себе оба наших мира и любим оба. Мы раздвоены добровольным выбором, приняв решение не отрекаться ни от прошлого, ни от настоящего во имя будущего.
Нет, многие из нас приняли более простые решения — стали патриотами не существующего ныне СССР. Это избавило их от необходимости переживать беды и проблемы современной России как свои собственные. Есть такие, что оттолкнули прошлое, — потому что оно слишком ко многому обязывало. Но о них говорить бессмысленно. Они просто не вышли даже к старту. Их радикальная приверженность к СССР или столь же фанатичное его отрицание служат только одной цели — избавить их от любви к тому, что есть сейчас, — несовершенному, но реальному и живому. Их цель — покой. Так пусть покоятся.
Отличительной чертой нашего поколения является удивительная циничность.
В народе принято жаловаться на циничность представителей таких благородных и даже священных профессий, как врач, милиционер, адвокат или судья, учитель или священник. Жалующиеся редко задумываются о том, что это — не брак реальности, а самая настоящая закономерность.
Врачи в течение шести или семи лет обучения, а многие потом и в течение все трудовой жизни видят вскрытое, обнажённое, лишённое тайны человеческое тело. Вы когда-нибудь были в морге? Знаете, как там пахнет? Там пахнет точно так же, как и в мясных лавках, — мясом. Психологи, священники, учителя, юристы — точно так же, как врачи тело, видят человеческую душу — с тайнами, мотивами, слабостями, похотями, жадностью, гордыньками, завидками, секретиками.
От себя лично могу добавить, что каждый клиент втайне уверен, что будь он бессовестным — жилось бы ему много сытнее, проще и веселее. А поскольку юрист — это в каком-то смысле совесть на аутсорсинге, то все клиенты (почти все) требуют от своего юриста быть таким бессовестным, что если бы они сами были такими и об этом узнала бы их бабушка — давно покойная ударник социалистического труда\ ветеран войны\ святая женщина и так далее и тому подобное, — они сгорели бы со стыда и провалились бы сквозь землю.
Это огромное, гигантское, страшное давление профессии на личность очень сложно пережить. А пережить и не потерять изначальные мотивы, из-за которых ты и пришёл в профессию — любовь к людям, сострадание, жажда справедливости, вера в Бога, — почти кажется невозможным. Но если ты не трус и не испугался раз и навсегда, то даже среди падений и сбоев, грехов и даже предательств — изначальные мотивы начинают возвращаться. И нужно просто не гнать их от себя в ужасе от того, что они помешают тебе зарабатывать (когда ненавидишь свою работу — всегда акцентируешься не на том, что ты работаешь, а на том, что зарабатываешь).
Так или иначе, мне повезло. Я знаю огромное количество прекрасных, по-настоящему любящих людей чиновников, врачей и даже милиционеров. Хотя людям, конечно, кажется, что эти чиновники, врачи, священники и милиционеры их ненавидят. Иначе с чего бы они грубили, хамили, шутили так неуместно над их проблемами и ковыряли в зубах? Что тут скажешь? Вот такая у нас любовь.
Так вот, всему моему поколению тоже досталась особая роль и вместе с ней — особый повод для цинизма. Мы, будучи уже сознательными людьми, видели, как и с чего началась эта сегодняшняя российская государственность. Не думаю, что это чем-то легче для психики, чем полное анатомирование человеческого организма. Мы видели и смерть предыдущей государственности. И это — тоже не сахар. Мы знаем о нашей стране больше, чем хотелось бы. Мы видели крах советской пропаганды и начало пропаганды антисоветской. Поэтому мы, наверное, самое незомбируемое поколение из всех.
Те из нас, что учились на юрфаках и экономфаках, знают этот предмет и несколько глубже. Я об этом уже рассказывал ранее. И не один раз.
Иными словами — мы обречены на цинизм по отношению к патриотизму, стране, истории и государству. И одновременно именно мы понимаем лучше всех, как они необходимы.
Уже из самого положения вытекает наша миссия — починка мироздания. Не возврат, не реваншизм, не месть. Починка. Возврат истории. Недопущения организации его искусственного конца.
И вот тут, в самом конце, мы снова отделяем себя от романтического героя Стругацких. Румата провалился как прогрессор. Он состоялся как человек, но как прогрессор — он потерпел неудачу. У него была такая возможность.
У нас такой возможности нет.
Статья первоначально опубликована в апреле 2014-го на сайте "Однако"
Позвольте мне сегодня не об Украине.
Позвольте о такой интересной и важной вещи, как нравственный выбор. Причём не в теоретическом аспекте, а в самом что ни на есть практическом. Речь о нравственном выборе россиянина. И не просто россиянина, а российского гражданина нашего поколения (я про тех, кому сейчас 35–40).
В качестве иллюстрации мне нужно будет вернуться к произведению советских писателей-фантастов Стругацких, о котором мы уже не раз тут друг с другом говорили и спорили. К «Трудно быть Богом».
Я хочу обратить ваше внимание на интересный момент.
Разные поколения нашей страны читают эту книгу совершенно по-разному. Самое младшее поколение — тех, кто родился уже в постсоветской России или же просто не помнит СССР, и поколение старшее, расцвет творческих сил которого произошёл ещё в СССР, читают книгу Стругацких как антиутопию или как поучительную сказку.
Совершенно другая ситуация у нас — у тех, кто успел получить воспитание в СССР, а вести взрослую производственную деятельность начал уже в «свободной» России.
Для нас «Трудно быть Богом» — не утопия и не сказка, а реальность, данная в ощущениях. Для нас «Трудно быть Богом» — постоянный и оттого зачастую неосознаваемый привкус ежедневно принимаемых этических решений.
У нас с героем книжки (засланным с Земли в средневековье разведчиком Руматой) много общего.
Мы родились в другом государстве. С другой системой образования. С другой наукой. С другой общественной моралью. С другими производственными отношениями. Мы воспитаны в условиях социализма.
Не стоит идеализировать систему, которая нас породила. Это чревато серьёзнейшими, а возможно, даже фатальными для нас заблуждениями. Однако невозможно и не ценить и не быть благодарным судьбе и Богу за этот невозможный, я подчёркиваю: НЕВОЗМОЖНЫЙ в современном мире опыт.
После краха социалистической системы и развала государства мы оказались во враждебной нам среде, в обществе, которое было построено на противоположных нашим убеждениям ценностях. Мы в некотором роде переехали в книжный Арканар.
Точнее говоря, Арканар сам пришёл к нам. За нами.
И в этом уже — наше с доном Руматой отличие. Нам, в отличие от книжного героя, — некуда бежать. За нами не прилетит ни звездолёт, ни патрульный дирижабль, ни вертолёт. Никто не отправит нас в уютную психиатрическую клинику с зелёной травкой, если наш разум не выдержит. Нет никакого убежища. Нет пощады. Невозможно подать заявление об отставке.
Ну и по мелочи: нет никаких белковых синтезаторов, бластеров, неуязвимости перед болезнями, иммунитета перед пропагандой, непробиваемой брони и суперприёмов боя.
Единственное, что у нас есть, — это наши убеждения и знания, наше советское детство. Больше нет ничего.
Выбор, стоявший перед нами, был прост и вполне беспощаден — принять новые реалии или уйти в эмиграцию. Внешнюю, внутреннюю, толкинизм и коллекционирование марок — не важно. А приняв реалии — сродниться с ними или же оставить себе себя. Нельзя сдаться немножко и чуть-чуть. Можно только окончательно перейти на другую сторону и раствориться в новом бытии — принять скверну в себя и стать ею искренне и нелицемерно. Возрадоваться своему перерождению и возблагодарить скверну за этот дар.
Мои одноклассники разлетелись от этого социального взрыва не хуже шрапнели. Кого в Германию, кого в Швейцарию, кого в бутылку или шприц, кого в бизнес, кого на помойку, кого в офис, кого в чиновники. Вся страна, все сферы её жизни, словно баллистический пластилин, несут на себе отпечатки моего взорванного поколения.
Морально-этические проблемы, вставшие перед моим поколением, наверное, вообще не имеют прецедентов в истории. Иными словами, мы, наша жизнь, принимаемые нами решения, осуществляемая нами свобода воли — это фантастика. И одновременно это невероятно сжатая, сконцентрированная реальность истории.
Мы — обладатели уникальной сокровищницы опыта как коллективного и национального, так и личного. Даже наши психические травмы и расстройства — уникальны и могут много дать историкам. Когда-нибудь историки — далёкие наши потомки — будут рыться в архивах психдиспансеров и писать диссертации на тему «Психологические проблемы осознания миссии поколения 70-х».
Да, у нас есть миссия. Вы не забыли, что мы — посланники другого времени из другой цивилизации?
Наше поколение — поколение прогрессоров не в чванливо-гайдаровском, не в фэнтезийном, а в самом жестоком, реальном и беспощадном к нам смысле. Только мы храним в себе оба наших мира и любим оба. Мы раздвоены добровольным выбором, приняв решение не отрекаться ни от прошлого, ни от настоящего во имя будущего.
Нет, многие из нас приняли более простые решения — стали патриотами не существующего ныне СССР. Это избавило их от необходимости переживать беды и проблемы современной России как свои собственные. Есть такие, что оттолкнули прошлое, — потому что оно слишком ко многому обязывало. Но о них говорить бессмысленно. Они просто не вышли даже к старту. Их радикальная приверженность к СССР или столь же фанатичное его отрицание служат только одной цели — избавить их от любви к тому, что есть сейчас, — несовершенному, но реальному и живому. Их цель — покой. Так пусть покоятся.
Отличительной чертой нашего поколения является удивительная циничность.
В народе принято жаловаться на циничность представителей таких благородных и даже священных профессий, как врач, милиционер, адвокат или судья, учитель или священник. Жалующиеся редко задумываются о том, что это — не брак реальности, а самая настоящая закономерность.
Врачи в течение шести или семи лет обучения, а многие потом и в течение все трудовой жизни видят вскрытое, обнажённое, лишённое тайны человеческое тело. Вы когда-нибудь были в морге? Знаете, как там пахнет? Там пахнет точно так же, как и в мясных лавках, — мясом. Психологи, священники, учителя, юристы — точно так же, как врачи тело, видят человеческую душу — с тайнами, мотивами, слабостями, похотями, жадностью, гордыньками, завидками, секретиками.
От себя лично могу добавить, что каждый клиент втайне уверен, что будь он бессовестным — жилось бы ему много сытнее, проще и веселее. А поскольку юрист — это в каком-то смысле совесть на аутсорсинге, то все клиенты (почти все) требуют от своего юриста быть таким бессовестным, что если бы они сами были такими и об этом узнала бы их бабушка — давно покойная ударник социалистического труда\ ветеран войны\ святая женщина и так далее и тому подобное, — они сгорели бы со стыда и провалились бы сквозь землю.
Это огромное, гигантское, страшное давление профессии на личность очень сложно пережить. А пережить и не потерять изначальные мотивы, из-за которых ты и пришёл в профессию — любовь к людям, сострадание, жажда справедливости, вера в Бога, — почти кажется невозможным. Но если ты не трус и не испугался раз и навсегда, то даже среди падений и сбоев, грехов и даже предательств — изначальные мотивы начинают возвращаться. И нужно просто не гнать их от себя в ужасе от того, что они помешают тебе зарабатывать (когда ненавидишь свою работу — всегда акцентируешься не на том, что ты работаешь, а на том, что зарабатываешь).
Так или иначе, мне повезло. Я знаю огромное количество прекрасных, по-настоящему любящих людей чиновников, врачей и даже милиционеров. Хотя людям, конечно, кажется, что эти чиновники, врачи, священники и милиционеры их ненавидят. Иначе с чего бы они грубили, хамили, шутили так неуместно над их проблемами и ковыряли в зубах? Что тут скажешь? Вот такая у нас любовь.
Так вот, всему моему поколению тоже досталась особая роль и вместе с ней — особый повод для цинизма. Мы, будучи уже сознательными людьми, видели, как и с чего началась эта сегодняшняя российская государственность. Не думаю, что это чем-то легче для психики, чем полное анатомирование человеческого организма. Мы видели и смерть предыдущей государственности. И это — тоже не сахар. Мы знаем о нашей стране больше, чем хотелось бы. Мы видели крах советской пропаганды и начало пропаганды антисоветской. Поэтому мы, наверное, самое незомбируемое поколение из всех.
Те из нас, что учились на юрфаках и экономфаках, знают этот предмет и несколько глубже. Я об этом уже рассказывал ранее. И не один раз.
Иными словами — мы обречены на цинизм по отношению к патриотизму, стране, истории и государству. И одновременно именно мы понимаем лучше всех, как они необходимы.
Уже из самого положения вытекает наша миссия — починка мироздания. Не возврат, не реваншизм, не месть. Починка. Возврат истории. Недопущения организации его искусственного конца.
И вот тут, в самом конце, мы снова отделяем себя от романтического героя Стругацких. Румата провалился как прогрессор. Он состоялся как человек, но как прогрессор — он потерпел неудачу. У него была такая возможность.
У нас такой возможности нет.
Добавить комментарий
Пожалуйста, указывайте свое имя (уж какое укажете).