Страницы

среда, 22 марта 2017 г.

Временный рост

                  тюрьма FCI Williamsburg, Южная Каролина
5138-й день заключения
автор: Роман Вега


Навеяно перелистыванием тем "R3A: спустя годы..." , "1000 контестов" и "Эмиграция, иммиграция..." на форумах QRZ.ru и CQHAM.ru.

     
     "Cобака лает, а караван идет."
                        - восточная поговорка

     С приходом в нашу жизнь доступного Интернета, дающего возможность писать кому угодно, что угодно, где угодно, находясь при этом в кажущейся виртуальной безопасности, а то и анонимности (тоже, впрочем - в подавляющем большинстве случаев - только кажущейся), ломанулись в Интернет тролли и критики разных мастей, которым до этого отсутствие имеющихся теперь в избытке виртуальных трибун и площадок не позволяло выплескивать на широкую аудиторию злобу, ненависть и прочие скопившиеся на донцах их душ помои. До Интернета они отравляли жизнь только своим близким и знакомым (пока те терпели), а вот теперь в Интернете у них возможностей прибавилось.

      Большинство критиков сродни людям, которые во время проходящей внизу жесткой битвы всегда стоят вдалеке на холме, в безопасности, а когда все заканчивается - тогда они храбро спускаются вниз, чтобы попинать, а то и добить тех кто, израненный и обессиленный после боя, чудом остался жив.

      Не чуждаются пинать и связанных пленных, но особенно любят - погибших, так как тех пинать - безопаснее всего, точно уж ответить не смогут. Таким критикам это кажется, видимо, благородным занятием.

Шарль Лебре "Битва при Арбелах" (1669, Лувр, Париж)
      Различить их всегда легко: они обычно полны праведного негодования (объект и тема - вторичны), и в большинстве случаев безапелляционно и самоуверенно критикуют то, к чему сами не имеют ни малейшего отношения. Но им бы очень хотелось иметь - хоть не на деле, так на словах. Потому и лезут.

     "Критик - это человек который не в состоянии создать ничего собственного, и потому чувствует себя вправе судить созданное другими. В этом есть своя логика: критик судит всех непредвзято, так как он ненавидит всех креативных людей в одинаковой степени." - писал Роберт Энсон Хайнлайн.

     Еще бывает такая как бы специализация у критиков: как если бы кто-то, сам ни разу в своей жизни не построивший и сарая - взялся бы поучать архитектора, за плечами у которого с десяток кафедральных соборов - как именно нужно строить.

     Или когда не участвовавший ни в одном реальном бою "диванный стратег" критикует и нравоучает - как ты должен был по его, стратега, диванному мнению, действовать в момент атаки и куда какой бросать десант. При этом обычно критикует, не понимая ни бельмеса ни в раскладе, ни в многослойном сценарии-многоходовке, ни в причинах и следствиях тех или иных действий работавших тогда "в поле".

     В процессе подобных нравоучений критиканы кажутся себе очень значительными, не понимая, что они даже не раздражают, а вызывают лишь мимолетное недоумение и еще - жалость.

     Тем паче, что объектам их критики она совершенно равнофиолетова: как идущему по своим делам слону - заливистый яростный лай выскочившей из какой-то своей подворотни и где-то там внизу под ногами мельтешащей мелкой злобной шавки. Слону - пофигу, он как шел куда шел, так и будет идти, задумавшись о своих делах, ну а если случайно наступит на шавку, так и не заметит. Так зачем они лают?

     Потому что им, критикам, это нужно, как стакан водяры алкашу, не удержаться.

     И вот почему:

     Можно подняться в своих глазах, совершив какой-то поступок, или достигнув чего-то в чем-то: внутри себя или в мире. Но это требует осознанности и усилий. А можно  без всяких усилий точно так же подняться в своих собственных глазах, принижая других, все равно кого и за что. Субъективно эффект вроде бы тот же - критик становится выше чем тот, кого он облаял. Но высота эта - относительна.

     По этому поводу замечательно выразился Виктор Олегович Пелевин: "Временный рост мандавошки равен росту объекта, на который она гадит, плюс 0,4мм." Ключевое слово здесь: "временный".

     Печально то, что видение мира, других людей и своих поступков подобными персонажами фундаментально ограничено командами рулящего парадом эго, подпихиваемого комплексами, часто застывшими на стадии раннего юношества, в тандеме с позывами желез внутренней секреции.

     Они не ведают что творят, не понимают, что не они распоряжаются своими мнениями и жизнями, а этот букет примитивных рефлексов, не позволяющий их восприятию себя и мира вылупиться за пределы этой ограниченности, причем ограниченности фундаментальной, очень высокого порядка, сродни той о которой рассуждал Альберт Эйнштейн в "Космической религии":

"Представьте себе абсолютно плоскую двухмерную мандавошку, живущую на поверхности глобуса. Эта мандавошка может обладать аналитическим талантом, может даже изучать физику... Но ее вселенная все равно всего о двух измерениях. Может быть мандавошка даже в состоянии интеллектуально или математически описать третье измерение, но представить его визуально она не может, как ни пыжься"

     Так и некоторые из людей не в состоянии представить, что за пределами двух измерений их собственных понятий существует совсем другой мир, населенный теми, чьи стремления, мысли, дела и жизни находятся совсем в другом измерении, за пределами понимания духовно застывших на двухмерной стадии развития, не желающих, или не способных поднять голову и посмотреть вверх, на звезды.

     На сайте Димы Вернера когда-то давно была опубликована такая история:

     Мама куда-то целенаправленно неслась по улице, таща маленькую дочку за руку, а та, спотыкаясь, думала о чем-то своем и поглядывала на небо.
     - Ну что ты все спотыкаешься, все у тебя не как у людей, все ты в мыслях каких-то вместо того, чтобы под ноги смотреть куда идешь! - недовольно выговаривала на бегу мама дочке, - Ну о чем ты думаешь?!
     - О свиньях... - ответила дочка, - Оказывается, мама, у свиней так шея устроена, что они не могут вверх посмотреть, на небо... Так и живут, только вниз, в корыто уставившись... Представляешь? Бедные...

     Случается, впрочем, что не так уж все запущено, и не в синдроме критика дело, а в том, что иногда нам кажется, что вот - мы имеем какое-то абсолютно непоколебимое мнение о чем-то или о ком-то; но если всмотреться пристальнее, то окажется, что на самом деле не мы имеем мнение, а мнение имеет нас. Мы у него в рабстве, на побегушках.

     Остановиться на бегу, вглядеться и пересмотреть это тесно прижатое к груди обеими руками мнение страшно трудно, почти невозможно, потому что оно хитро втерлось в доверие и стало паразитом таким, как бы частью человека. А как же расстаться с частью себя?

     А ведь - для своего же собственного блага - бывает что нужно. Да и безболезненнее это сделать самому, а то судьбе может надоесть на этот цирк смотреть, и она, взяв скальпель в руки, проведет операцию сама, принудительно, невзирая на упертое нежелание пациента. Но тут уж как кому суждено.

     А еще нужно поддерживать осознанность на высоте, не терять бдительность по отношению к высказываемым мнениям, и прежде всего - к своим собственным.

     О причудах и опасностях этого дела хорошо сказал бывший редактор Нью Йорк Таймс Билл Коллер: "Дело в том, что стоит нам публично озвучить какие-либо свои субъективные предположения и ценности, как наша человеческая натура тут же с готовностью берет их под свою защиту, полностью игнорируя тот факт, что это - не абсолютная истина, а всего лишь наши предположения, которые весьма субъективны; в процессе чего бывает трудно удержаться от намеренного или подсознательного искажения фактов и представления аргументов именно таким образом, чтобы они подкрепляли нашу, высказанную публично, точку зрения."

     По сути - происходит искажение реальности и насаждение своего субъективного видения, а по ходу мы забываем о субъективности своих мнений, начинаем считать их объективными и единственно непоколебимо верными; даже если - бывает - они основаны далеко не на фактах, а были сформированы исключительно на основании слухов и собственных домыслов (сообразно внутренним наклонностям каждого, которые неизбежно проецируются наружу при истолковании поступков других).

     Еще существует не такая уж малочисленная категория людей, по разным причинам ограниченных в понимании себя и мира в целом; отсюда - стремление уцепиться за какие-то свои устоявшиеся мнения, сформировавшиеся случайным образом, на основании прочитанных или услышанных краем уха сплетен. В результате чего в сознании возникает фрагментарное, перекошенное, однобокое видение людей и событий. А вникать, думать, анализировать, смотреть на вопрос с разных сторон, включать сознание - лень, а то и не могут, что ж поделать...

И.Сталин "О диалектическом и
историческом материализме"
     И чем более бывают люди ограничены в этом понимании, тем более они категоричны и догматичны, тем более неспособны к переосмыслению сформировавшейся когда-то точки зрения, которая, как известно, является всего лишь сужением кругозора до размеров этой самой точки. С которой - ни шагу, эго держит, не пускает: "Кууууда пополз?! А ну, к ноге, на место! Стоять насмерть!"

     Сомерсет Моэм называл это "догматизмом невежества" - "dogmatism of ignorance".

     А еще бывает, что у некоторых текущее мнение подвержено географической флюктуации, т.е. весьма зависит от точки нахождения: пару-тройку тысяч/сотен (а то и всего лишь десятков) километров к югу/северу или западу/востоку - и мнение, как по волшебству меняется на ровно противоположное.

     Такое вот единство и борьба противоположностей с прочей диалектикой.

Miquel Barcelo, "Muletero", 1990
     А вообще лучше всех сказал обо всем этом столетие тому Теодор Рузвельт в своей речи "Гражданин Республики" в Сорбонне, за три года до своей поразившей весь мир экспедиции в дебри Амазонки:

     "Не критик имеет значение, не человек, указывающий, где сильный споткнулся, или где тот, кто делает дело, мог бы справиться с ним лучше. Уважения достоин тот, кто сам стоит на арене, у кого лицо покрыто потом, кровью и грязью; кто отважно борется; кто совершает промахи и ошибки, потому что никакой труд не обходится без них; кто познал великий энтузиазм и великую преданность, кто посвящает себя достойной цели; кто, при лучшем исходе, достигает высочайшего триумфа, а при худшем, если его постигает неудача, это по крайней мере неудача в великом дерзновении; и потому никогда он не будет среди тех холодных и робких душ, которым не знакомы ни победа, ни поражение."

     Так и живем.

Леди Элизабет Батлер "Балаклава" (1876, Manchester Art Gallery)
___

Подготовка и редактирование текста: Solo. Помощь с материалами и информацией: Константин Никитенко (Днепропетровск). Спасибо!


1 комментарий:

  1. Вот о том же пишет Борис Акунин в "Черном городе":
    "Почти всякому человеку хочется себя как-то возвысить. Цзюнь-цзы, благородный муж, для этого стремится стать выше. Человек мелкий, сяожень, норовит увеличить свой рост, принижая окружающих."

    ОтветитьУдалить

Пожалуйста, указывайте свое имя (уж какое укажете).