В гостях у индейца или Всюду жизнь

Свиданка в тюрьме Moshannon Valley

Тюрьма Moshannon Valley, Пенсильвания 

автор: Эдуард Крицкий, Нью Йорк 

William Haskell “The Prairie’s Edge”

   15 июля 2018 года довелось мне навестить Романа на новом месте его пребывания. После перевода его в пенсильванскую тюрьму Moshannon Valley Correctional Center (MVCC) в марте этого года, это место оказалось ко мне ближе, чем все его предыдущие “курорты”.


     Решил съездить, так как не виделись несколько лет (время ох как быстро летит), с тех пор как он сидел в MDC Brooklyn. После 2015 года не было у него ни единого посетителя.

До пенсильванского Филипсбурга
 всего 9 миль

     Но ближе – не значит через дорогу перейти. От Нью-Йорка до него около 400 км, ехать примерно 5 часов на запад, по шикарной гладкой дороге I-80. По всей Пенсильвании она практически пустая (была суббота, народ отдыхал).

Добро пожаловать в город (?) Филипсбург

     Новая резиденция Романа располагается в городке Филипсбург (Philipsburg, PA), который хоть и старинный (от 1797 года), но городом его назвать язык не поворачивается – скорее село, ПГТ.

     Как и везде, есть основная улица и несколько второстепенных, и раскиданных на большой площади домиков.

Дорожный знак Graham Station Rd,
настоящей дороги в MVCC

     Но рассматриванием городка не занимался – мне бы в гости поспеть. Почтовый адрес Романа - 555 Geo Drive, Philipsburg, и Гугль его показывает. Но по навигатору такой адрес не находится, нет его, даже с моими распоследними картами. Вместо него есть другое место – 239 Graham Station Rd, куда я и держу путь.

Eщё один дорожный знак,
направление на Moshannon Valley Correctional Center

     В начале неприметной улочки – крупный сине-белый указатель – Moshannon Valley Correctional Center.

     Вползаешь на холмик и видишь вокруг огромную территорию за высоченными заборами из стальной сетки. Заборы обильно украшены спиралями колючей ленты сверху и снизу, везде куда проникает взор.

     Там, за забором – объемные здания без окон, сильно напоминающие пакгаузы или ангары, выкрашенные в светло-кремовый цвет. Несколько коротких минут едешь вдоль этой красоты, не видя ни единого человека, мимо знаков “Остановка запрещена”, по обочинам аккуратно подстриженных безразмерных газонов.

Бесконечные аккуратные газоны MVCC и колючая лента на заборах

     Вдоль забора – отдельная дорога, на карте обозначена как Perimeter Road, только для патрульных машин тюремной охраны, нам туда хода нет, да и не очень хочется. Там, где кончаются дома и газоны, стоит высокий зеленый лес, просто лес, со всех сторон.

Лес, ограды и патрульная машина Geo на Perimeter Rd

     Нет никаких вышек с автоматчиками, слепящих прожекторов, зенитных батарей и шлагбаумов с бдительными часовыми на блок-постах. И все потому что тюрьма частная, облегченного режима (и как это правильно по-русски называется, с использованием вертухайно-тюремного лексикона? Какая это зона? Для расконвоированных?).

     Что, вы никогда не слышали про частные тюрьмы? В США их немало. Geo Corporation, чье гостеприимство сейчас испытывает Рома и прочие обитатели этого заведения, владеет аж 71 частной американской тюрьмой. Федеральное правительство где-то и когда-то подсчитало, что работа с субконтракторами поможет государству сэкономить тонны денег на содержание заключенных, и включило частные тюрьмы в общую свою систему наказания и реабилитации заблудших.

     Экономия эта сейчас усиленно дебатируется в высших гос-инстанциях и не исключено, что от частных тюрем все же откажутся. Я точно не знаток предмета и никогда не расскажу вам про все тонкости и отличия федеральных тюрем от частных (это пусть Рома поведает любознательной публике), но кое-что я все же для себя подметил. Об этом дальше.

     Чтобы показать читателю, где же я собственно побывал, призовем на помощь Гугля. Это его недреманное спутниковое око позволяет заглянуть за решетки, заборы и надписи “Стой, дальше низзя”. Перед вами MVCC во всей красе.

Sat photo, courtesy of Google. Общий вид на местность и окружающий ландшафт

     Заезд в тюрьму, отмеченную красным маркером, начинается с местного шоссе 322, идущего по диагонали справа налево. В нижнем правом углу шоссе – основная часть уже упомянутого Филипсбурга. А вот и сам санаторий, чуть в большем приближении.

Sat photo, courtesy of Google. Вид на комплекс зданий MVCC с автомобильной парковкой

     Похоже, что у леса отняли большой кусок, постригли его, побрили и выровняли до получения ровной площадки. В верхней части снимка видна парковка для посетителей и хозяев исправдома, а также примыкающий к ней центр для посетителей и администрации. Ну и общий вид корпусов, мимо которых я проезжал по внешней дороге справа.

     И вот еще один общий крупный план.

Sat photo, courtesy of Google. MVCC - все ближе и ближе

     Здесь видна уже контрольно-следовая полоса, окружающая территорию со всех сторон. По обе стороны от нее – все те же высоченные ограды с рядами колючей ленты. Вместо песка на полосе – мелкая серая щебенка, на которую 24/7 смотрят видеокамеры (они выглядят на фото как черные точки).

     Светлый квадрат в правой части снимка – зона контроля автомашин, въезжающих или покидающих территорию по служебной надобности. Eсли приглядеться – некоторые дорожки в левой части снимка обрамляют какие-то желтоватые насаждения. Это яркие цветочные клумбы, их много, и они красивые, за ними ухаживают. К слову, на зданиях никаких англоязычных транспарантов типа “На свободу – с чистой совестью” не наблюдал. И это хорошо.

Sat photo, courtesy of Google. Почти санаторий. Футбол и бейсбол – друзья заключенных

     Я почти никому не пожелаю оказаться в тюрьме, но у этой есть свои поля для футбола (зеленое, слева, с характерной разметкой) и бейсбола (справа). Очевидно, это способствует укреплению здоровья, поддержанию правильной атмосферы и исправлению заключенных.

     Где-то тут Роман бегает свои марафонские дистанции (это не шутка, он действительно в хорошей физической форме). Очутиться в MVCC имеют шанс только те узники системы, которым дали малый срок (менее 10 лет, если не ошибаюсь), или те, кому осталось досиживать менее 5 лет, и кто не гражданин США, а по отбытии срока подлежит депортации из страны. Оно действительно сверху напоминает санаторий.

Sat photo, courtesy of Google. До неприличия близкий взгляд на территорию тюремного комплекса, все-все видно

     Eще одно гугловское фото для последнего орлиного обзора территории. Диагональная белая полоса – это пешая тропа меж двух оград, по которой, через 3 контрольных накопителя с железными воротами, можно попасть из административного центра на свидание с заключенным (оно происходит в самом левом на фото здании).

     Две белых параллельных полосы, похожие на щетки – это на самом деле столики со скамейками для встреч заключенных с посетителями на открытом воздухе. Вертикальная “щетина” – сложенные зонтики от солнца. Все это цельное и неразборное, их нельзя использовать как оружие в конфликтах, если таковые внезапно возникнут.

     Eсли вы приглядитесь, то вокруг столиков с двух сторон видна серая полоса вскопанной земли. На ней, через равные промежутки – столбики с надписью “Boundary” (т.е. “граница”). Переступать заключенным через вскопанную грядку нельзя, будет считаться побегом. Вряд ли у кого-то из сидящих здесь возникнет желание поставить эксперимент “а что будет, если..”

Вход в административное здание тюрьмы.
Здесь происходит процедура контроля посетителей,
идущих на свидания с близкими и друзьями

     На авто заезжаю на парковку, где в 10 утра уже довольно много машин. Примерно половина территории отведена под авто администрации, для визитеров – другая половина.

     Впереди – центр для посетителей, он же КПП и для чего-то административного.

     Все личные вещи, кроме часов, водительских прав, ключа от машины и прозрачного пакетика с однодолларовыми купюрами оставляю в авто. Нельзя с собой внутрь взять ничего – ни расчески, ни телефона, ни бумажника, ни авторучки, ни клочка бумаги – ни-че-го. Ключ от авто оставить надо в шкафчике внутри админстративного здания, заплатив за хранение 25 центов (да-да, все на самоокупаемости, тюрьма-то частная).

     Просто так приехать на свидание нельзя. Посетитель должен быть внесен в список тех, кому разрешено посещение узника. Процесс проверки – небыстрый, занимает несколько месяцев. Не знаю, как сейчас, но в федеральной системе у Романа могло быть всего два дозволенных посетителя. Eсли он хотел добавить третьего, то кого-то из текущих надо было удалить. У других таких ограничений не было.

     Одно удивительное свойство этого места – посещение может длиться аж до 19 часов местного времени. В Бруклине это был бы всего час - и топай на выход. А здесь свидания начинаются аж в 8 утра. Пришел и сиди хоть до упора.

     Поскольку визит сюда был моим первым, я не сразу сообразил, чего надо заполнять и куда подавать. Любезный охранник вышел из-за бронированного стекла и решеток, подвел меня к столику, где лежали формы и указал какие надо заполнить.

     Они в этой конторе вообще все любезные, улыбчивые, не забывают говорить “пожалуйста” - вполне себе человеки. Без федеральной каменной недоступности, которая приходит, видимо, с осознанием собственной значимости и власти. Впрочем, я могу и заблуждаться, это всего лишь первые впечатления. По разговорам с Романом выходит, что большинство обслуги – местные жители, которые раньше, до появления здесь 10 лет назад Geo Corporation, работали себе на вполне обыденных работах, вроде учителей, фермеров или водителей школьных автобусов. Тюрьма – их кормушка, потому что вокруг вообще ничего нет кроме леса, никаких видимых предприятий или серьезных бизнесов. Полагаю, заработки их на тюремном поприще существенно увеличились. В тюрьме сидит 1700 заключенных, а охраняет и обслуживает их около 200 человек.

     Ключ от машины закрыт в шкафчик, бумаги заполнены (тюрьма хочет знать кто ты, где живешь, на какой машине ты приехал и ее номер, не несешь ли с собой оружие, наркотики, телефон и т.д., кем тебе приходится посещаемый и сколько человек в твоей группе) и вместе с водительскими правами переданы контролеру, крупной улыбчивой даме.

     Дальше вынимаешь все из карманов, снимаешь часы, поясной ремень и обувь, складываешь их на пластиковый, как в аэропортах, поднос, проходишь через металлодетектор. Личные вещи получаешь обратно, и вот ты уже в общей комнате-накопителе. Тут торговые автоматы, не дающие сдачи, продают бутилированную воду по $1.25, и пакеты с мелкой закусью.

     Велели ждать одобрения на впуск, и это минут 30. В итоге прождал час. Вперед меня пропускали большие семейные кланы, по 5-6 человек. Большинство посетителей, как и в федеральной тюрьме MDC – женщины и дети.

     Допущенных контролерша подзывала к стойке, где каждый получал красный бейджик с номером, который цеплялся на одежду. После этого она светила вам сиреневым светом на левое запястье, убедившись, что там чисто, ставила специальный невидимый штамп и снова светила фонариком, чтобы увидеть штамп в лучах ультрафиолета. Это гарантия того, что узник, даже переодевшись в гражданское, не ускользнет. К слову, не допускаются посетители ни в какой одежде цвета хаки (этот цвет носят заключенные), а для женщин особо – не пускают ни в чем прозрачном, сильно декольтированном или излишне коротком, ибо нефиг провоцировать мужиков на импульсивные поступки. Все продумано.

     Потом тебя и еще нескольких людей ведут через серию железных дверей, каждая из которых электрически открывается с помощью магнитной карты или по радиовызову куда-то там. На одной из дверей вижу устрашающую эмблему с окровавленной рукой в бинте и надписью “Watch your fingers”, что по смыслу означает “вo избежание травм не суй пальцы куда не следует”. Сразу хочется поджать все пальцы и поскорей проскочить эту ужасную дверь.

Фото: Roger Edwards “Lighting on Cheyenne Ridge”

     Позже Роман рассказал, что не так давно была жуткая гроза. Молния вырубила все электрические двери и сожгла все видеокамеры. Ничего не работало, несколько дней все отпирали ключами, вручную.

     На громоотводы денег не было отпущено, очевидно. Ливневой канализации у них нет. Поэтому воды, которая никуда не утекала, было по колено. На всю тюрьму работало 2 телефона, с длиннейшими очередями. Вот до чего доводит экономия на необходимом, даже в частном бизнесе. Вот вам двадцать первый век, state of the art!

     Последний накопитель, последний пересчет посетителей теткой-контролершей - и вот нас запускают внутрь.

Скульптура: John Coleman “1876, Gall – Sitting Bull – Crazy Horse”,
бронза, музей Eiteljorg

     Пересек порог комнаты свиданий и сразу услышал радостный знакомый голос и увидел орлиный профиль.

     - "Рамааан, сколько лет, сколько зим!" - Ой, а у господина Веги на лбу повязка! Экзотическая, ярких цветов, с какой-то необычной символикой.
     - "Тебя приняли в мексиканцы?" - Ответ озадачивает.
     - “Нет, повязка эта индейская, я теперь вроде Чингачгука - индеец племени лакота.”
     - "Лакота? Какой еще лакота?"

     Чуть позже полюбопытствовал, что это за племя такое. Оказалось, что это ветвь индейцев сиу, которые долго и упорно боролись с молодым американским государством в XIX-веке за свою землю и независимость.

     Хм, Рома причислен к уважаемому американскому меньшинству... В современной Америке быть признанным индейцем весьма сложно, если только нет в тебе хотя бы 1/64 частички индейской крови, и это проверяется. С улицы в племя не зайти.

Картина: Logan Maxwell Hagege “The Rising Clouds”

     Как, зачем и за какие заслуги стал Роман американским индейцем, надеюсь, со временем поведает он сам. Мне он ничего толком не рассказал. Но признан индейцем он официально, с записью в какой-то там тюремный реестр, иначе носить повязку ему бы не позволили. Вот, шел в гости к Вега-Степаненко, а попал к индейцу-лакота. Читатели, оставляю вас с мистерией. Живите теперь с этим.

     В комнате, где мы сидим, полно народу. Сидельцы и их гости сидят рядами, друг против друга, на пластиковых стульях, а между ними - низенькие столики, на которых народ пристраивает купленные прямо тут же, в торговых автоматах (эти сдачу дают), стаканчики с кофе, воду, колу, бутерброды, чипсы, куриные крылышки и даже подогретые гамбургеры. Geo Corporation, похоже, неплохо на этом зарабатывает.

     В комнате не меньше 50 человек. Заключенные, приходя на свидание, сдают свои тюремные бейджики, которые надзиратели цепляют на металлические полосы на стене, рядом со станцией контроля за помещением. По количеству бейджей они знают сколько заключенных в комнате. Никто не курит, нельзя. Трое надзирателей не бегают кругами, а сидят у мониторов за полукруглым столом. Видимо, все утыкано видеокамерами, но мне как-то лень их высматривать.

     Правилами разрешается обняться при встрече и при расставании. В остальное время тактильный контакт не разрешен, ну разве что детей потискать. По периметру комнаты идет красная полоса, охватывающая все пространство, где сидят люди. Посетителям за эту полосу выходить не возбраняется, а заключенным нельзя.

     Все торговые автоматы у одной стены и все двери ведущие наружу и в туалеты – вне зоны их досягаемости. Когда мы с Ромой позже выбирали какой кофе будем заказывать в автомате (7-8 вариантов), и он на пол-ступни пересек красную линию, ему немедленно на это указал подбежавший надзиратель. Туалеты для визитеров и заключенных раздельные. Когда заключенный идет туда по надобности, за ним, прямо там же, наблюдает вертухай. В MDC было так же.

     Все заключенные в MDC обуты были в синие тапки-кеды, а здесь народ почему-то ходит в рабочих ботинках. Это что, производственная необходимость? Eще одна тайна.

     Народ преимущественно молодой или ранне-среднего возраста, пожилых не вижу. Публика больше белая, есть несколько латиноамериканцев и пара африканцев. Роман говорит, что люди в основном приличные, без бандюганов и наркошей, с которыми он два последних года сидел бок о бок в тюрьме FCI Williamsburg в Южной Каролине.

     Все одеты в свободные мешковатые рубахи цвета хаки с короткими рукавами, и такого же цвета брюки. У Романа (и наверное у других) под рубахами – белые майки. Такая тут униформа.

     Несколько человек в комнате, кроме нас с Ромой, говорят по-русски. Заключенным не возбраняется общаться между собой, даже временно пересаживаться, чтобы поболтать. В бруклинской обители это категорически не разрешалось. Вокруг полно детей, и чтобы не было скучно, им раздали игру Connect Four для игры вдвоем. Там надо в полую пластиковую панель с отверстиями закидывать разноцветные кружки. Eсли ты меня не заблокировал, и у меня выстроилось 4 одноцветных кружка в ряд, я выиграл.

Роман (справа), и Эд (слева), 
на фоне  интересного пейзажа, нарисованного не на куске
старого холста в каморке папы Карло,
а на стене в помещении для свиданий

     В углу комнаты поставлен стол, за которым восседает фотограф из заключенных. У него единственный в помещении фотоаппарат. Сфоткает вас и ваших близких на фоне то ли виллы, то ли сада, намалеванного на стене.

     Оплачиваются его услуги самими заключенными, с помощью каких-то билетиков, приобретенных заранее, потому что живые деньги он не принимает, не положено.

     Фото вручают сидельцу через пару дней.

     Кстати, Роме очень понравилась надпись на моей тельняшке. Это слоган одной московской фирмы.

     Во время встречи в комнате кратковременно гаснет и вновь загорается свет. Это способ привлечь внимание. После этого надзиратели объявляют пересчет заключенных. Заключенные встают по периметру комнаты в шеренгу, а надзиратели проходят мимо них, глядя почему-то им под ноги. Обычно ведь считают по головам, но тут какие-то свои нравы.

     Сидели друг против дружки много часов, изредко вставали размять ноги. Не виделись давно, и было о чем поговорить. Вспоминали всех и вся.

А вот так выглядит двор для прогулок

     Интересно, что он понятия не имеет что за местность его окружает, кроме того, что кратковременно видел из окна тюремного автобуса, которым сюда попал.

     Из разговора выяснил, что у них тут полный интернационал, люди отовсюду. Собралась даже группа “европейцев”. В этой тюрьме все, кроме охраны - не американцы. Eсть хорваты, болгары, французы, южно-африканцы, представители почти всех бывших республик СССР, которых всего человек тридцать.

     Некоторые даже никогда в США до этого и не были. Сюда их экстрадировала из третьих стран длинная лапа американской юстиции, а после осудила и посадила. На экскурсии их не возят, и неамериканцы Америку не видели и не увидят.

     Всем иностранцам по окончании срока предстоит депортация, кстати, можно и за свой счет (если не купить билет домой – будешь в иммиграционной тюрьме, освобожденным, сидеть дальше неизвестно сколько месяцев, пока правительство США не посадит на самолет за свой счет).

     Живут себе вполне мирно, обычно нормально ладят, внутри себя решают возникающие проблемы. В американских тюрьмах, как я понял, люди обычно сбиваются в кучи (назовите это группировки  по национальному, религиозному или бандитскому признаку). Мусульмане, латиноамериканцы и представители MS-13 или Бладс держатся друг за дружку внутри своей команды.

     Межвидовые проблемы, а они возникают, решают представители групп, называемые «рэп», от английского representative - «представитель». Обычно разруливают, но если нет, то кто-то с кем-то дерется или сдается начальству, и на весь срок отсидки прячется в карцер. Быть переговорщиком тяжело и очень ответственно, а материальный возврат нулевой. Из “европейской” группы почему-то обычно по американским тюрьмам с удовольствием эту обузу тащат на себе грузины и армяне. Может это необходимый жизненный опыт, плюс к карме или будущему авторитету? Eще одна загадка. Рассказывать про это лучше все же не мне, а Роману, как инсайдеру, который знает все эти нюансы.

     Заключенный может звонить наружу строго по одобренным телефонным номерам, за звонки платит он сам. Выделяют ему какую-то квоту минут на месяц. Когда она заканчивается – все, сиди и жди следующего месяца. Обычный звонок – минута или две.

     Содержание заключенного - дело дорогое. Поэтому частные (читай – коммерческие) тюрьмы решают свою бюджетные проблемы тем, что привлекают заключенных к труду. В США 130 частных тюрем, в которых содержатся около 140,000 заключенных (по всей Америке их больше 2 миллионов). Все они по закону должны трудиться, зарабатывая деньги своим тюремным корпорациям. MVCC - не исключение. Я думаю, что производств у них наверняка много. Об одном из них я услышал, пока навещал Романа.

Будущая собака-поводырь.
Эту зовут Майка, точнее, это «мальчик» - Михей.
К своему выпускному экзамену он должен
знать 68 команд. Вот только
«сальто-мортале» отказывается изучать,
за пределами программы это, факультативно

     Здесь заключенные выращивают и тренируют собак-поводырей. Собака-поводырь – незаменимый помощник человека с ограниченными возможностями. Она товар ценный – 25 тысяч долларов. У тех, кому собака предназначается, обычно таких денег нет, поэтому находится корпортативный спонсор, он выкупает собак у тюремной корпорации и передает нуждающимся. В результате все довольны.

     Чем еще занимаются заключенные в MVCC я расспросить не успел, но может быть со временем узнаем. В частной тюрьме экономят на всем. Например, во всех федеральных тюрьмах, где Роман побывал, от желающих работать на кухне нет отбоя. Там всегда можно что-то стырить, а после поменять на другой товар или услугу. Здесь этого нет. Все строго под замком и ничего лишнего, тащить с кухни нечего.

     В одной из тюрем, где Роман сидел, было засилье контрабандных телефонов, которые попадали к заключенным через обслугу в больших количествах. Здесь этого нет. Почему? Потому что все живут в помещениях по 80 человек и уединиться с телефоном, если он у тебя есть, просто негде, и прятать негде тоже. Спроса нет. Там где он сейчас, несомненно меньше стресса и публика поспокойнее.

     Я задал нашему индейцу давно волновавший меня вопрос – не считает ли он годы в тюрьме вырванными из жизни, навсегда потерянными? Выпал он из “нашей” жизни на взлете, молодой был, все было впереди. Ведь можно было много чего успеть – построить легальный бизнес, поднять семью, получить дополнительное образование, повидать мир.

     Eго ответ: ничего не потеряно. Судьба выдала ему именно эту карту, это и есть сама жизнь. Могла ли она быть другой? Да, могла. Но она вот такая. И в этой жизни он не теряет ни минуты. В сутках ему не хватает времени все успеть. Он ярый библиофил, прочел и читает уйму самых разных книг, и знает об окружающем мире больше, чем когда-либо мог мечтать.

     На своих арестантских маршрутах за 16 последних лет он встретил много неординарных личностей, чьи мысли и знания обогатили его. Он сегодня владеет несколькими языками, стал опытным садовником (мы постоянно шутим о моих домашних суккулентах), разбирается в столярном деле и каких-то еще ремеслах. И это только то, что я знаю.

     В пределах тюремных правил ведет активную переписку с самыми разными людьми, с помощью друзей повествует в прессе и Интернете о тюрьмах, философии жизни и смерти, о прошлых временах и людях.

     Конечно, жизнь без свободы противоестественна. Тюрьма ломает слабых. Но вот интересный пример, как можно подняться над тюремной безнадегой и деградацией. Роман не сломался.

     Я давно думаю, что свои долги американскому обществу, если они и были, как утверждает Секретная Служба США, он уже заплатил многократно. Жаль что система наказаний так пока не считает. Желаю Роману удачи, и беречь себя. А все остальное устроится.

Жизнь – она везде. Всюду жизнь.

Картина Н.А. Ярошенко “Всюду жизнь” 1888 г.

Эд Крицкий

22 июля 2018, Нью-Йорк

- - -

Подготовка текста к публикации: Лилия Васильева, EW7L

Статья опубликована в рамках серии "Русские сидят"  ("русские" - в смысле языка), освещающей опыт тех, кто находился или находится в заключении по тюрьмам стран мира. Вам есть что рассказать? Дайте знать.